22 червня – День скорботи і вшанування пам’яті жертв війни

22 червня – День скорботи і вшанування пам’яті жертв війни. Війни між двома тоталітарними режимами, за яку людство заплатило страхітливу ціну у десятки мільйонів життів.

22 червня – це, водночас, і точка відліку безпрецедентної трагедії євреїв України, доля яких стала предметом нацистського «остаточного рішення».

Пропонуємо Вашій увазі унікальні свідчення з фондів Музею «Пам'ять єврейського народу та Голокост в Україні» про найдовший, та, можливо, найтрагічніший день у історії людства. Це лист із спогадами про 22 червня 1941 р. Олександра Соломоновича Гріншпона, написаний ним у лютому 1944 р.

 О. С. Гріншпон народився у 1910 р. До війни працював на посаді вчителя та директора у школах Межівського району Дніпропетровської області. У листопаді 1939 р. призваний на термінову службу до лав Червоної армії.

Загинув 13 липня 1944 р. під час боїв за м. Вільнюс.

"Здравствуй Оля!!!

Уж много раз ты меня просила выслать тебе краткое описание о моей жизни за истекший период войны. Я в этом тебе не отказываю. Форма описания будет как рассказ, причем главное описание будет касаться первых дней начала войны. Все подробно описать не могу, ибо оно связано с жизнью части, в котором служу. А это пока должно являтся военной тайной. Если жив буду и с победой вернусь к Вам, то в свободное время все более подробно расскажу. Итак, начинаем. // с. 1 //

Воскресенье 22го июня 1941го года. Нахожусь с 2мя отделениями кр-в в лесу 12 клм от города Новогрудок в западной Белоруссии. Перед нами поставлена задача наготовить лес для построения казарм для нашего б-на. Целую неделю мы уж пробыли в лесу. Вековые елки под действием наших пил склонили голову и с треском падали на землю. Жизнь текла полным ходом. После дневной работы собирались все в белых палаточках, пели песни, рассказывали сказки и в глубине души поддумывали что скоро конец года, начнется демобилизация и я снова вернусь к своим родным, знакомым, к лесам и полям родины милой, к работе в школе, ко всему, что душе мило. // с. 3 //

Воскресенье 22го июня день выходной, мы не работаем. Некоторые собираются в город смотреть кинокартину, некоторые собираются в деревню погулять с девушками под звуками русской гармоники. Все подшивали воротнички. Уж такая вкоренилась привычка хоч показать себя некому, но каждый старается привести себя в порядок. День солнечный. Кругом зеленые поля и леса. На душе приятно, но вместе с тем и тягостно. Утром часовой доложил мне, как командиру отделения, оставшегося за командира взвода, ушедший в город, что целую ночь слышно было рев танковых моторов. Ребята начали смеяться и упрекать часового, что он наверное на // с. 4 // посту заснул и ему все это снилось. Смеялся и я вместе с другими, но в душе что-то неспокойно. Я все время ожидал бурю и затишье перед этой войной я об’яснял, как затишье перед бурей. В свое время я об этом Вам писал. На улице делается все жарче и жарче. Обед готов, возвестил повар, и все собрались около кухни. Получили обед и расселись на траве около палаток обедать. Не успели еще пообедать, как вдруг пришел командир взвода и скомандовал всем строится. Ребята, сказал он, сейчас мы должны возвратится в расположение части, а для этого нужно сейчас же все собрать, а меня еще с одним кр-м послал в деревню за подводами. // с. 5 // В деревне я пробыл часа 4. Мне удалось получить одну подводу и я с ней приехал к своим. Все нас ожидали с нетерпением. Быстро все погрузили на подводу и все мы направились в часть. Командир взвода о начавшейся войне ничего не сказал, но мое предчувствие предсказало мне, что война началась. Я подошел к лейтенанту и тихо спросил в чем дело. Он мне все рассказал. На душе стало пусто. Мечты о доме, о скорейшем возвращении пропали, впереди неизвестность. По дороге в часть нам приходилось пройти несколько деревень. Возле недавно организованных клубов ютилась молодежь и некоторые парочки под // с. 6 // звуками баяна танцевали фокстрот Катюша. Наши ребята присоединились к ним и успели оттанцевать несколько танцев. Это был у некоторых последние танцы в своей жизни. Солнце начало клонится к закату[1]. Кругом очаровательная природа, а в душе бездонная пустота. Пришли мы в расположение как уже стемнело. Быстро мы сдали имущество и направились в казарме к своим. В казармах пусто, никого уж нет. Все окопались в поле. Мы получаем боеприпасы и направляемся к своим. Наш батальон расположился на опушке леса, 1/2 клм южнее наших казарм. Кругом тишина. Бойцы лежат в окопах. Сон на // с. 7 // глазах не идет. Я залезаю в окоп и жму руку своему товарищу Шульги, с которым вместе учились в пединституте, а потом все время служили в Кр. Армии в одной части. Тихо рассказываем друг другу свои впечатления. Меня вызывает командир взвода и приказывает взять свое отделение и направиться вместе с ним в город Новогрудок на станцию, с задачей направиться в Н. Ельню и оттуда привезти снаряжение для части. Я утомлен. Целый день на ногах, но отказаться нельзя. Идем в город. Все уже затемнено. В воздухе слышен гул немецких стервятников. Идем тихо. // с. 8 // На станцию ожидаем до утра. Поезда нет. Получаем известие, что поезда не будет. Линия и станция разбомбленая. Возвращаемся обратно в часть. Бойцы находятся еще в лесу. Их учать стрелять по цели, так как большинство из них из майского набора и в жизни еще не стреляли из винтовки. Я быстро завтракаю и засыпаю на 3 часа. Меня вызвали в штаб. Командир б-на приказывает мне итти в городской военкомат и привести пополнение для части. В 1800 часть должна выступить на Барановичи. Я спешу в городской военкомат. В военкомате людно. Жены и дети приехали провожать своих отцов. Водка льется рекой. Работники военкомата // с. 9 // переутомлены. Некоторые женщины плачут. В военкомате мне отвечают, что через 3 часа они нам пришлют людей. Я ухожу и докладываю об этом начальству. Сборы к выступлению идут полным ходом. Получаем запас боеприпасов, обмундирование, пару чистого белья и медальоны. Меня вызывают снова в штаб. Я остаюсь здесь на месте и с частью не иду. Со мною остаются еще 10 человек и один л-т Егоров[2]. На нас возлагается задача сопровождать новое пополнение в часть, а также охрана оставшихся складов. Бегу к ребятам и прощаюсь с ним. Шульга особенно крепко жмет мне руку и говорить «ты Шура охраняй // с. 10 // меня с фланга, а я тебя с фронта. В 1800 часть выступает. Кругом воцарилась тишина. Становится жутко. Хочется догнать часть и уйти вместе с ней, но приказ есть приказ. Я ложусь в канцелярии на полу и закрываю глаза. Мечты, мечты, где ваша сладость? Я вспоминаю эпизоды с жизни давно минувших годов. Сладко вспоминать минувшее, а впереди темно, неизвестность черная. Приходит новое пополнение в количестве 25 человек. Получаю приказ людей вести на Барановичи – 60 клм от нашего расположения. Недолгие сборы у меня. Одеваю чистую пару белья, вещевой мешок на плечах, винтовка русская 3х линейная, заряженная 4мя патронами, и я готов. Состав новоприбывших людей разный. Есть между ними белорусы и поляки. // с. 11 // Идеологически некоторые из них неблагонадежные. Двигаемся медленно ибо половина людей полупьянные. Вечереет. Проходим около военного городка вблизи Новогрудка. Городок разбит бомбежкой. Оттуда все выезжают. Напротив нас мчатся машины, наполненые бойцами разных частей. Машины переполнены. На кабинке, на подножках – всюду бойцы. По перегруженной машине, по скорости езды делаю вывод что части отступают. Мобилизованные новобранцы спрашивают, что за причина что части двигаются не на фронт, а с фронта. Я отвечаю им, что это маневры. Вы нас охраняете, спрашивают некоторые. Я им отвечаю, что охранять их от бегства никто не собирается. Я их только сопровождаю с документами. Стараюсь ближе сойтись с ними. Ясно что один с 25ми новобранцами не нашего взгляда криком ничего не поделаешь. Сели отдохнуть в лесу. Закусываем. Один // с. 12 // мне отрезал ломоть белого хлеба и дал с ½ кгл ветчины. Еда не идет. Поднимаемся итти дальше. Двоих не хватает, исчезли в лесу. На наши крики никто не отзывается. Идем дальше. Через час ходьбы люди просят лечь спать. Видно что они симулируют утомленность. Ложимся отдыхать. Сжимаю в руках винтовку. Принимаю решение все патроны на врага, остального одного в себя. В плен не сдамся. Любящий свободу не будет нести на себе ярмо. Боязливые из новобранцев ночью меня будят. Нас окружают, говорят они мне. Я выясняю обстановку. Это оказывается неправда. Я объясняю им, что[3] нет причин для боязни. В первую очередь я должен бояться, а им, пока в гражданской одежде, нечего. Утром уходим в путь. Идти в перед некоторым не хочется. Симулируя усталость они отстают от остальных на ½ клм. Просьбы и крики // с. 13 // не помогают. По дороге встречаем беженцев. Они мне говорят, что в Н.-Ельню подходит немец. Я им не верю. Иду дальше. Не доходя 8 клм от Н.-Ельни встречаю работников НКВД. Они объясняют мне обстановку. Немец вступил в Н.-Ельню. Отступающих частей все меньше и меньше. Принимаю решение возвратиться обратно. Часов в 10 утра проходим через город Новогрудок. Немецкие самолеты над городом. Комендант города уже выехал. На мои вопросы, что делать с пополнением, никто не отвечает. Всюду хаос и разруха. Идем обратно к себе в лагерь. Там объясняю обстановку. Послали в штаб дивизии связных. Связные приходят и докладывают – штаб выехал, город горит. Начальник принимает решение отступать. Закрываем склады и выходим в путь далекий. Двигаемся на Минск. По дороге движется беспрерывный поток беженцев. Стервятники обстреливают всех. Попадаются // с. 14 // убитые и раненые. Огонь пожарищ виден за много клм. По дороге мы встретили нашу автомашину. Сели на нее и поехали дальше. В Минск нас не пускают. Город в огне. Все горит. Гражданское население уходит из города. Вереница беженцев тянется на несколько десятков клм. Убитых не хоронят. Некому заниматься этим делом. Каждый имеет свое горе. После нескольких дней отступления, не спавших ночей и не евши,[4] после блуканий по лесам и по разным частям я пристал к части в которой служу и теперь. Был я в комендантском взводе, охранял штаб, некоторое время работал в складу, пришлось и землички покопать и бревна потаскать. Все приходилось испытать, пережить // с. 15 //рока дожил до теперешних дней. Было время, когда хотелось бы стать глухим и не слушать этих страшных вестей. Ты можешь представить как повлияло на меня такие вести как взятие Киева, Николаева и много другого. В добавок все родные, любимые, не дают о себе знать. Больно и досадно на душе. Все отражается на нервах. Ну ничего, дожил я до лучших времен. Немцев мы гоним. Писем начал получать от моей сестры, от Вас, от Ксени. От Лены я еще письма не получил. Не знаю в чем дело. Прошу, узнай и напиши мне. Я твою просьбу частично выполнил. Все описать нет возможности. Но что мог, я сделал. Выполняй // с. 16 // и мою просьбу. Пиши побольше и почаще. Передай всем мой сердечный привет. Поцелуй крепко Вадика от меня. Шура.

20. ІІ-44 г.

Извини, что грязно и с ошибками. Писал по ночам около тусклой коптилки.

• Попередня
• Наступна